Однажды вечером в мою приемную зашла страанная парочка: взлохмаченный мужчина с бутылкой пива и заплаканная дама. Наблюдая за ними сквозь приоткрытую дверь кабинета, я решил, что передо мной обыкновенный алкоголик и его замученная жена, тем более, что и диалог их был достаточно типичен.

— Сейчас же убери эту гадость. — всхлипывала дама, — ты хоть пять минут без этого можешь?

— Ну еще чуточку, — рассеяно отвечал мужчина, — ну сейчас.

Я пригласил даму в кабинет, и она, беспрерывно рыдая, стала рассказывать.

Доктор, мне говорили, что при помощи психоанализа вы делаете чудеса. Нет, вы даже не представляете, как это ужасно! Раньше мой муж приличным человеком был, а теперь. Не спит, не ест, все забывает, по ночам за монстрами гоняется. Причесываться и то перестал, только и знает, что курит без конца, квартира все время в дыму и в пивных бутылках. И все деньги только на это уходят. Вы только не смейтесь надо мной, я не шучу, это очень серьезно.

Я автоматически записал в карту:Белая горячка.

— Не переживайте, — сказал я, — я использую очень действенную методику, разработанную Юнгом. Называю ключевые слова, пациент рассказывает о своих ассоциациях, и я узнаю, в чем причина болезненного состояния, что твориться в его подсознании. Конечно, дело серьезное. Я протестирую его и буду лечить. Процесс длительный, трудный.

Дама взглянула на меня с надеждой и вышла.

Я велел секретарше сообщить остальным страждущим, что прием на сегодня закончен. И позвал супруга печальной дамы, но тот ни как не отреагировал.
Выглядел он ужасно: запущенные волосы и борода, отрешенный взгляд, глаза, блестящие безумным огнем.

Аутизм, — записал я и, с трудом дотащив беднягу до кушетки, сказал:

— Расскажите, пожалуйста, о вашей маме.

— Что о ней рассказывать-то? — взвился неожиданно пациент, — кривая вся. Глючит ее, сволочь, беспрерывно.. Поддержки от нее не дождешься.

Наследственно-депрессивный психоз, — записал я в карту.

— Да что с мамы взять она же китайская,
— пациент обреченно взмахнул рукой.

— Китаянка? — удивился я, — Вы вроде на китайца не похожи. А что вы еще о ней можете сказать? Вы не хотите, например, маму полечить?

— Эх, чего я только не перепробовал. Клинит ее в самый ответственный момент. Была бы возможность — давно ее поменял бы. Ее же сдавать надо, — вздохнул пациент. Виснет она, понимаете? Работать только начнет и разу виснет.

— Так, с мамой все ясно, — сказал я, записывая:
Суицидальные попытки со стороны матери.. . А как, гм, ваш папа?

— Как, как. Пап-то много, только гнилые они все. Вот вчера маму опять заклинило, полез смотреть, а папа на маме уже без штырька.

Эдипов комплекс, — записал я в карту.

— На память не жалуетесь? — спросил я.

— Как бы вам сказать, жалуюсь. Ума у меня маловато, конечно, — сказал он. — Восемь метров. Из-за этого и монстры медленно бегают, неинтересно даже. А что, можете недорого предложить?

— Расскажите-ка мне о ваших монстрах. — попросил я.

Пациент оживился.

— Вот как раз вчера знаете, такие вредные ящеры двухголовые попались, так от них ничего не помогает. Ну понятно, что кукла Вуду хорошая. А собачки огненные, которые везде шныряют, — с ними вообще мерзко, сами знаете. Будешь гореть, пока все здоровье не выйдет.
И разные там монахи ходят, одни с автоматами, другие с дробовиками. Выскачил тут недавно на площадь в платке-невидимке, их там пятнадцать штук стоит. Ходи себе и отстреливай — даже жалко их стало.

— И давно вы этих монахов отстреливаете? — поинтересовался я.

— Да нет, всего две недели. Раньше фрицев в подвале стрелял.

Я записал: Параноидальный бред в обостренной стадии. Этот человек мог служить учебным пособием по психиатрии. Было абсолютно ясно, что бредить таким образом бедняга мог целыми часами. Ему необходима была срочная госпитализация, и простой психоанализ явно помочь не мог. Жаль было несчастную жену, рыдавшую за дверью, но что делать..
Кстати, о жене.

— Скажите, а из-за чего вы сейчас ругались с женой?

— Как из-за чего? — удивился пациент. — Как и все, из-за этого самого.

Он полез в сумку и вытащил ноутбук. Невыключенный, кстати. На экране виднелись серые стены замка и какие-то фигуры в балахонах.

— Ой, так вы в компьютерах понимаете? — обрадовался я. — Знаете, у меня вот тут проблема.

Пациент подозрительно посмотрел на меня и спросил:

— Чайник, что ли?

— Да не чайник, чайник работает, он филипсовский, хороший. Компьютер мне подарили, а он не работает.

Я чувствовал, что голос мой стал подобострастным, но поделать с собой ничего не мог. Компьютер был нужен позарез.

Пациент подошел к моему индифферентному Пентиуму, пощелкал по клавишам и сказал:

— Дело серьезное, сейчас протестирую и буду лечить. Закурить есть? Сам-то курить будешь?

— Знаете, вообще-то я не курю, но по такому случаю.

Через час мы уже перешли на ты. Мы ползали по ковру среди деталей, проводков и отверток, и я обнаружил, что теперь понимаю его с полуслова, даже если он невнятно мычит. Еще через час он попросил что-нибудь попить, и я достал из холодильника пиво, принадлежавшее охраннику. Потом пиво закончилось, и мы перешли на коньяк, подаренный мне предыдущем посетителем. Заодно мы решили опробовать компьютер в сети, соединили мой и его и немного поиграли.

Опомнился я только к вечеру от дикого крика.
На пороге стояла давешняя заплаканная женщина.

— Доктор, доктор, я вас зову, а вы не слышите, совсем как он. Что он с вами сделал? Это заразно, да?

— Ничего, — удивился я, машинально стряхивая пепел на ковер, — все в порядке. И супруг ваш в порядке.

И лишь тогда я посмотрел на себя в зеркало. Я давно уже снял и кинул в угол белый халат, оставшись в джинсах и ковбойке.
На ковре валялись бутылки из-под пива и окурки. Мои джинсы пузырились на коленях, волосы спутались, взгляд был отрешенным, а глаза блестели безумным огнем.