Давно известно, что каждая среднестатистическая школьница мечтает о туфлях на шпильках, респектабельном сюпруге, и карьере снегурки. Как вы понимаете, тотального невезения в жизни не бывает, поэтому в роли внучки Мороза, я все-таки блеснула.
Рассказываю.
Наступление 1992 года не сулило мне ничего хорошего. — В начале декабря моя мама получила командировку в Москву и стремительно улетела, оставив юную Катечкину с папенькой. Вплоть до 25 числа, наша жизнь была прекрасна. — Конечно, как правильно развлекать ребенка, папенька не знал, но это удачно компенсировалось его недогадливостью по поводу школьного дневника, в котором вот уже неделю тосковала жирная параша по алгебре. От параши я грустила, но когда дневник не потребовали и на восьмой день, тут же замазала двойку типографской мазилкой «Шрифт», и принялась готовиться к новогодней елке.

За излишнюю тягу к пиздобольству школьный комитет выделил мне роль сороки-воровки, предполагающую эпический полет вокруг зала со словами «не зажжется ваша елка, не зажжется». В качестве реквизита мне выдали немеряных размеров клюв и мятую бумажку со словами.
— Ну и что, что не Золушка, — успокаивала себя я. — Зато костюм сороки даже папенька изготовит, главное что клюв-то уже есть, а остальное придумаем.
25-го утром, примерив папин наряд у зеркала, я поняла, что, во-первых, орнитолог из родителя так себе, а во вторых, жизнь закончена.
Черные жилетка с юбкой, пионерская рубашка с оторванным шевроном, и красные пластиковые бусы, шансов на овации не оставляли. Никаких сорок-воровок в зеркале не было и подавно, но вот зато ободранный «ребенок-сексот в бусах» был на лицо.
Пожалуй, только таблички «она расстреливала еврейских детей» не хватало.
— Папа, я похожа на дочь Гитлера, — сказала я, и завыла.
— Ну вот, может быть, клювик примеришь, — избегая моего взгляда, предложил папа.
Нацепив клюв, я завыла еще горше. — Если ободранный ребенок-сексот в бусах мог бы вполне слиться со стенами и прокатить под «непереодетого к празднику», то ободранного ребенка-сексота с бусами и клювом ждала долгая мучительная смерть.
В школу мы ехали молча, и возвращались тоже в тишине.
Несмотря на то, что вокруг зала я «пролетела» точно мессершмит, сбивая перваков на поворотах, и сделала всего одни круг, а не 3, как было положено, нарядец мой все-таки заметили.
— Это ж кто девочку так вырядил? — изумлялись одни мамаши.
— Наверное родители алкаши какие-нибудь, — отвечали им другие. — Сейчас всякого, знаете ли, полно…
Вернувшись домой, я шарахнула дверью своей комнаты, и рухнула на диван. Доброе имя мое было опозорено, и ни одна вещь на свете не могла возместить мне моей страшной утраты.
За рыданьями, я не заметила, как вошел отец.
— Ты, Кать, плакать перестань. Снегурочкой быть хочешь? — потряс меня за плечо родитель.
— Что, мешок из под картошки освободился? — взвизгнула я.
— Да, нет же, наряд казенный будет. Вполне себе даже настоящий, с кокошником.
— Вместо тети Зины? — обомлела я.
— Вместо тети Зины, — ответил мне папа.
Надо сказать, что организация в которой работал папенька, в качестве детских новогодних мероприятий пользовала развоз конфет по домам. Причиной этому была скудность бюждета: празднование НГ в актовом зале, требовало елки, ряженых и чаепития, в то время как доставка подарков до хаты, сводилась к водителю и двум добровольцам на роль деда с внучкой.
Про Мороза не помню, но вот снегуркой всегда была тетя Зина.
Высокая, с толстой косой из пеньки, и густо накрашенными глазами, тетя Зина казалась мне красавицей, и я никак не могла понять за какие такие заслуги, она отказывается от своей беспроигрышной роли, и уступает ее мне.
— Ну это чтобы ты не расстраивалась, — сладко сказал мне папа.
О том, что тетя Зина на 9 месяце, и выпускать ее к детям в таком виде неэтично, папа умолчал. Умолчал он и том, что снегурка искалась на протяжении полугода, и даже за тройной отгул ни одна из сотрудниц не соглашалась побыть в этой роли.
Короче говоря, родитель мой обо всем умолчал, и поэтому к исполнению обязанностей я приступила в абсолютном неведении, и некоторой эйфории.
31 утром к нам в дверь вошли двое. В деде Морозе я сразу же узнала соседского дядю Лешу. — В папашкиной организации он числился кем-то вроде старшего техника, и был лохмат и ужасно молчалив. Из-за дяди Леши выглядывал водитель Юрик.
— Готова? — хором спросили они у папы.
— Готова, — ответил им он, и выставил меня из-за спины.
Несмотря на то, что под голубым снегуркинским зипуном было толстое драповое пальто, а кокошник был немного великоват, из меня получилась вполне себе лубочная снегурка.
— Маленькая, беленькая, с косой до задницы — все как положено.
— Ты стихи-то выучила? — строго спросил дядя Леша, запихивая меня в машину.
— Выучила, — пискнула я.
— А много?
— Очень-очень много, еще раз пискнула я, перепугавшись, что роль уплывает из под носа.
— Это хорошо, — обрадовался дядя Леша, и замолчал.
У двери первой квартиры мы были через 10 минут.
— А кто это к нам пришел? Дед мороз со снегурочкой пришел!- запричитала встретившая нас семья, и выпихнула в прихожую детей.
— Я дед мороз, я подарков вам принес! — пробасил Дядя Леша. — А вот снегурочка, моя внучка.
При слове внучка Мороз отвесил мне увесистый пендаль, который я восприняла как сигнал к началу действа, и немедленно начала читать стихи.
К концу первого стихотворения, когда лупоглазые малыши более-менее осмелели, я с изумлением обнаружила, что дяди Леши в прихожей нет.
— Наверное, так задумано по сценарию, — подумала про себя я. — Он, наверное, сейчас откуда-нибудь неожиданно выскочит.
Но прошло 15 минут, а дядя Леша так и не выскакивал.
Еще через 15 минут у меня закончились стихи, а вконец осмелевшие дети стали дергать меня за шубку и требовать подарка. Потоптавшись в прихожей еще минут 5, я не нашла ничего лучшего, кроме как пройти в квартиру. Дед Мороз был обнаружен мною на кухне, в компании родителей.
— Дядя Леша, а подарок, — робко сказала ему я.
— Какой еще подарок? — искренне удивился он.
— Ну, детям подарок надо… Я же снегурочка!
— Ааа, — протянул дядя Леша. С явной неохотцей, он встал со стула, и пожав руку родителям направился в прихожую.
— Вот вам дети ваш подарок, а мы со снегурочкой поедем дальше, — еще раз пробасил он, и взяв меня за руку удалился.
Визиты в вторую, четвертую и седьмую квартиры абсолютно не отличались друг от друга, разве что дядя Леша заметно веселел и все чаще промахивался со стартовыми пинками.
— Знаешь что, Кать, а давай подарки Ты дарить будишь? — окончательно обнаглев, предложил он мне перед дверью восьмого жилища. — У тебя это и получится лучше.
— Давайте, — пробурчала я. К тому моменту мне стало окончательно понятно, почему никто не хочет быть снегурочкой, и где именно тетя Зина обзавелась животом.
Последующие 10 квартир превратились для меня в кошмар. Как только двери раскрывались, дедушка Мороз стремительно исчезал внутри, оставив меня на растерзание киндерам, и покидал квартиру только, когда я появлялась на кухне, и трясла ему списком адресов перед носом.
Дальше было еще хуже.
Ближе к третьей части списка в дяде Леше таки-проснулся актер, певец и танцор одновременно. А как раз когда список перевалил за середину, старший техник окончательно погрузился в философию праздника. — Глумливая тварь, нелепо скачущая в красном пальте, и бурчащая себе под нос Баркова, менее всего напоминала Деда Мороза, но в общем бедламе этого никто не замечал. Разве что охуевшие дети испуганно впечатывались в стены, и про подарки забывали напрочь.
— Дядь, Леш, давайте пойдем, — робко уговаривала его я. — Уже вечер скоро.
— Какой я тебе дядя, я дед Мороз! — безумно хохотал он, и продолжал скакать дальше.
Впрочем, буйствовал дедуська недолго, и еще через 3 квартиры, упал на пол, раздолбав посохом хозяйское зеркало.
— Ты не переживай, — сказал мне Юрик, после того как утрамбовал дядю Лешу в машину.
— Там адресов совсем чуть-чуть осталось — всего-то 7. Мы их с тобой быстро развезем и домой поедем. Не развезем — будет мне выговор, а у меня жена.
Впрочем, как оказалось, ни выговор, ни жена не были для Юрика авторитетом, потому что он ухитрился нахлобучится в первой же квартире.
В отличие от пьяного дяди Леши, пьяный Юрик был гораздо неприятнее. — Ведь именно от него зависел мой возврат домой.
— Дядя Юра, может поедем? — попыталась было выдернуть его из-за стола я.
— Да куда же мы поедем? Я ведь выпимши уже, еще машину разобью, — глупо улыбнулся мне он.
— Но мне ведь домой надо. А у вас жена.
— Жена не стена, — философски заметил Юрик, и отчего-то посмотрел в окно. — Ты пока тут поиграй.
За окнами начинало темнеть, стрелки часов ползли к 9 вечера, а была совершенно одна, в совершенно чужой квартире, без всяческих перспектив попасть домой в этом году.
Неизвестно чем бы все это дело закончилось, если бы через какое-то время не раздался звонок в дверь.
— Ну все, пиздец, — горестно подумала я, — к ним пришли гости.
Но на пороге стояла мама. Моя мама.
Впрочем, пиздец стоял вместе с мамой, то ли левее, то ли правее — не помню.
Первым огреб Юрик. Сразу же по приезде домой, мама набрала его домашний номер, и имела короткий разговор с Той Самой молодой женой. Собственно на этом месте, праздник для Юрика и закончился. — Молодая жена, хоть водить и не умела, но оказалась по адресу уже через 7 минут, и в нагрузку к румынскому галстуку «желтое на черном» Юрик получил вполне себе русский фингал «лиловое на сизом».
Следующим номером обогатился папинька.
— Мою кровиночку, с алкашней отпустил! — визжала мама, аки свинья на бойне, и махала руками в области папенькиной физиономии.
Панинька смущался, словно школяр на сольфеджо, и топтался с ноги на ногу.
— Она, Галинька, сама хотела… То бишь у нее в начале на школьной елке не получилось, — попытался было отмазаться родитель.
Но последнюю фразу ему говорить не стоило, потому что в ту же саму секунду, я сбегала в спальню и принесла свой сорочий нарядец.
— Что это за охоботья? — спросила мама ледяным голосом.
— Это, мамочка, мой карнавальный костюм, — горько сказала я, и всхипнула. Пробоина в папинькином корпусе достигла критических размеров и стала не совместима с плавучестью.
Не желая смотреть как последняя труба Титаника опускается в ледяные воды океана, я тихо закрыла дверь родительской комнаты и отправилась наряжать елку.
Позже всех пополнился дядя Леша. Как оказалось, в старшем технике был довольно большой запас гражданской активности, и поэтому дедморозил он в течении недели, вплоть до рождества. Мамины товарки докладывали о его появлении то там то сям, но окончательно изловить дедушку удалось только к старому новому году. К тому времени он порядком поистаскался, и носил бороду вместо шарфа, но детям нравился по-прежнему. Триумфальное шествие деда Мороза закончилось в местом околотке, куда дядю Лешу доставили в качестве достопримечательности. Точно дивная птица, сидел он в обезьяннике, и тихо поскуливал, глядя как стражи порядка глушат его портвейн, хрустя дитячьими леденцами.
С тех пор я снегурочкой не работала.
А жаль 🙂

Копирайт