Площадка для сверки номеров в ОблГАИ просто огромная. Гигантская. Но все равно — забитая. Машин — как народу в трамвае в самый час пик. Очередь движется медленно. Мы с Огурцом изнываем от скуки. Никакого движения, даже народ ругается вяло, без задора. Неохотно. Вдоль очереди снуют сгорбленные бабули с корзинками. В корзинках — горячие пирожки с картошкой. И холодая вода «из колодезя». Воду покупают.
Из окошка Огурцовской «пятерки» через редкую железную изгородь видно улицу. Там изредка проезжают машины, отчаянно лавируя между рытвин и колодцев. А еще дальше дорожники кладут асфальт. Не спеша так кладут, основательно.
В самый рабочий полдень дорожники побросали лопаты, и куда-то отправились гурьбой. Обед, наверное. Святое дело. Значит, и гаишники сейчас уйдут обедать. Я попытался почитать газету — ничего в голову не лезет. Вроде и буквы вижу, а смысл ну никак не доходит. Глаза сами собою закрываются. Зевота. Дремота. Ску-ука.

Огурец толкает меня в бок. Больно так толкает. Очередь, что ли подвинулась? Нет, вроде. А он пальцем тычет — гляди, дескать! Гляжу. Через улицу, где асфальт кладут, огромная такая куча асфальта, черная. И дымится. Нет никого. Одни лопаты. Смотрю — каток движется! Под горочку стоял — и покатился! А за рулем — никого. А в катке — двигатель дизельный, только подтолкни. О! Затарахтел! Каток побежал бодрее и уперся в стоящую «шестерку», тоже пустую. Уперся, поднатужился, и потащил ее волоком. Однако недалеко протащил — уперлась «шестерка» мордою в бетонный блок, и встала, а каток сзади на нее так и напирает, так и напирает. Колеса у него прокручиваться стали. И тарахтеть он стал как-то натужно. Но, однако, потихоньку «шестерку» одолевает — багажник у нее как-то сникать стал, уменьшаться и вниз загибаться.
Сон развеялся. Стало интересно — чем все это кончится. Обед — не обед, а гаишников кругом ходит — в глазах рябит. Некоторые заметили, что делается, пальцем показывают. Кто в затылке чешет, кто пот под фуражкой смахивает, и всем весело. Смеются. А тут еще один, на новенькой «девятке», с мигалкой и с сиреной. По дороге едет. Цацу какую-то сопровождает. Вслед за «девяткою» — черный «Линкольн». И стекла черные, и фар не видать. И внутри, наверное, негры сидят.

Гаишник в «девятке» увидал, что у нас делается на площадке, и сильно возбудился. Стал размахивать рукой из окна и что-то кричать. Поскольку махал он в сторону катка и смотрел в ту же сторону, то и не заметил колодца. А зря. Колодец был открыт. «Девятка» клюнула носом и провалилась. Машина засела прочно. Наехавший на нее «Линкольн» ударил не сильно, но весомо так, солидно. «Девятка» дернулась, но из колодезного плена не освободилась, а скатилась обратно. Почти одновременно, но только с другой стороны на многострадальную «девятку» наехала «Волга». Водитель в «Волге» тоже веселился от души, на каток глядя. У него с физиономии даже улыбка не сразу сошла, а только потом, когда он увидел, что сразу четыре фары разбил вдребезги.

Тем временем из «Линкольна» народ вылез. Немного народу — всего только двое. Не негры, белые, свои. Гаишник из девятки тоже вылез. Один из пассажиров «Линкольна», шеф по всей видимости, на чистейшем ангийском осведомился: что происходит? Ну, гаишник ему и ответил. Сгоряча. Переводчик, похоже, не местный был, а тоже из-за бугра. Потому что не сориентировался он и перевел дословно. Босс изменился в лице. Гаишник прикусил язык. Каток тем временем хоть медленно, но успешно сокращал линейные размеры «шестерки». Наконец, лопнуло заднее стекло.
Но тут вернулись с обеда дорожники. Поднялся шум. Дорожники замахали руками и лопатами и заорали друг на друга. Водитель «Волги» заорал на них, а гаишник — на всех на них сразу. Из всего этого крика я понял, что оставшаяся от «шестерки» половинка принадлежит прорабу, а он еще из столовой не пришел. Но уже идет.
И действительно, прораб появился из-за угла…
А потом наша очередь сдвинулась. Только видно было, как босс с изумлением вслушивался в торопливую речь переводчика.

Номера мы в тот день сверили. Часа три еще в очереди простояли. А потом, вздохнув с облегчением, поехали домой. Ни «Волги», ни «Линкольна», ни «девятки» не было. Каток, правда, на месте. Работает. Асфальт укатывает. Ни царапинки на нем! И «шестерка» тут же. Передняя ее половина — тоже целехонькая. Огурец сказал: «Смотри-ка, совсем почти не поцарапался передок-то, а!», и въехал передним колесом в колодец!